Читать интересную книгу Платон, Плотин и Баламут. О фантастике, кино и не только - Марат Исангазин

утвердился термин «Поколение X». Так называется его первый роман о поколении, для которого яркость, успешность и карьера не являются устремлениями. Оно предпочитает жить скромнее, но – для себя и ради себя.

С тех пор поколенческая тема не оставляет писателя. Герои «Пока подружка в коме» даже не дауншифтеры. Они не живут независимой жизнью в собственное удовольствие, ради смысла, что сами для себя определили. Они ничего для себя не определяли. И даже удовольствия от жизни не получают. Более точное их наименование: слакеры, живущие вполсилы без всякой мотивации. И они сами это понимают, но выходить из такого состояния не хотят и не могут.

Так кто же тогда в коме: Карен или они?

Даже оставшись одни в пустом мире, полном гниющих мертвецов, они не изменились. Гибель миллиардов не заставили их задуматься о смысле жизни и смысле происходящего, спорить, выяснять. мучиться. И только Бог Из Машины в виде призрака и бывшего одноклассника буквально понудил их согласиться с «Планом Б» («Планом А» было раскаяние), чтобы вновь оживить казалось бы навсегда исчезнувший мир и человечество.

Вот и обещанная мораль: они вернутся в момент, когда Карен вышла из комы, но с тех пор должны не покладая рук с риском закончить свои дни в психушке проповедовать, то бишь стучать во все двери, кричать во все уши, бесконечно всем задавать вопросы о Человеке, его Предназначении, о будущем Человечества, о Человечности. Стать тем рабом, который, почти по Тертуллиану, стоит за спиной триумфатора и твердит ему «Помни, ты – Человек».

А Карен? Что Карен… Она останется в коме – это цена, которую заплатит она, а не ее одноклассники.

У других авторов главный герой проходит трудный Путь, и если не ломается, то становится иным – тем, кто в силах ответить за себя и других.

Гамильтон, Пэм, Венди, Лайнус и Ричард такого Пути не прошли. Так что мораль есть, а веры им нет.

Быть может… полное Чумы!»

И даны были каждому из них одежды белые…

Откровение Иоанна

Роман Конни УИЛЛИС «Книга страшного суда» 1992 года получил три высших премии по фантастике США – «Хьюго», «Небьюлу» и журнала «Локус». Многие до сих пор недоумевают: за что? Ни оригинального сюжета, ни уникального фантастического допущения, ни необычных героев… Неторопливое повествование о путешествии во времени. Одном путешествии. Студентку кафедры медиевистики Киврин перебросили накануне Рождества из 2054 года в 1320-й, и далее на протяжении книги параллельно идет повествование о событиях в профессорском Оксфорде близкого будущего и ее средневековых мытарствах.

Но в силу некоего парадокса Киврин попала не в 1320 год, а в 1348-й – год эпидемии, от которой погибла половина населения Англии. Сама она поняла, что попала не туда, далеко не сразу. И с каждой страницей Черная (местные называли ее Синей) смерть поражала все больше окружающих ее людей.

Параллельно в 2054 году, после ее переброски, в Оксфорде началась эпидемия опасной мутации гриппа, от которой тоже начали умирать люди. Университетский город был закрыт на карантин. Вот это сопоставление двух эпидемий, разделенных семью столетиями, и составляет содержание книги: как ведут себя люди, как не верят, что именно они заразились, как не хватает медикаментов, а те, что есть, не помогают.

Свои ежедневные аудиозаписи на диктофон, которые, как она надеется, сохранятся и спустя 700 лет, Киврин и называет «Книгой Страшного суда» (другой перевод – «Книга Судного дня»). По образцу одноименных материалов всеобщей поземельной переписи, проведенной в Англии по приказу Вильгельма Завоевателя в 1085—1086 годов, – бесценный источник сведений о социальном, экономическом и демографическом состоянии страны того времени. Но она сама придает этим записям и другой смысл:

– Кроме того, по-моему, именно такое название вы бы для нее выбрали – вы ведь так уверены, что со мной непременно случится что-то страшное.

Эпиграфом к роману идут знаменитые строки монаха Джона Клина, завершающие его жуткую хронику чумы в те страшные годы. Он оставил в конце пустые страницы «буде отыщется кто уцелевший или какой из родов адамовых избегнет этой напасти, да продолжит начатое мной…». Дневник Киврин и заполняет эти пустые страницы.

Манера Конни УИЛЛИС в оксфордских частях напоминает порой Чарльза Диккенса с его множеством персонажей, наделенных лишь парой характерных черт, их непосредственными устремлениями и повторяющимися действиями, диалогами, проговариванием каждой мелочи, некоторой старомодностью стиля. Сцепление событий, интрига во многом строятся на отсутствии возможности дозвониться. Это в сегодняшнее сотовое время тоже придает некоторую старомодность.

События карантина с рекомендациями Госздрава носить марлевые повязки и мыть с мылом руки, поиском первичных носителей инфекции, недовольными, считающими, что болезнь привезли наприехавшие, недействующими традиционными антивирусными лекарствами, умирающими и прочим очень напоминают реалии первого года COVID-19. Что касается замеченной многими педалирования темы туалетной бумаги, автор до сих пор, по ее словам, под впечатлением того, как отреагировала бабушка на ее детские восторги старыми добрыми временами:

– У меня есть три слова для тебя: Kleenex (влажные салфетки), туалетная бумага, тампоны (из интервью Кристоферу КИВАСКО).

Профессор Дануорти, главный герой оксфордских глав, вспоминает о собственном путешествии в прошлое. Его перебросили в Лондон наших дней и он чуть не остался здесь из-за технической накладки, запаниковал, но ему помогли обычные прохожие, одного из которых – в кожанке с ирокезом на голове – он даже поначалу очень испугался, а оказалось зря – тот ему помог сориентироваться в метрополитене:

– Неужели в Средние века не было хороших людей?». Конечно были. Парни с выкидухами и картами метро в кармане существовали во все времена. А также матери с малышами, и миссис Гаддсон, и Латимеры. И Гилкристы.

Кто-то из названных был опасным дураком с амбициями, кто-то – противной упертой немолодой женщиной, достающей окружающих, считая, что они многое делают не так, как должно. Действительно, мы таких увидели и в 1348-м и в 2054-м. Ряд персонажей имеют несомненные параллели.

Надо полагать, экспертов премий впечатлили последние страниц 20 – 30 романа, когда все вокруг Киврин, получившей прививку, начали умирать. А она, судорожно вспоминая статистику Черной Смерти, надеется, что хотя бы процентов 30 должны выжить. Наивная девочка…

У названия книги есть и еще одна отсылка, которую практически никто не заметил, несмотря на намеки в ряде интервью Конни УИЛЛИС. Это цитата из «Падения» Альбера КАМЮ:

– Не ждите Страшного суда. Он происходит каждый день.

Чтобы обнаружить свои лучшие качества не надо искать Средневековья и ее Черной Смерти: вот-де придет настоящее испытание: и я покажу, чего я стою. Чего ты стоишь, надо показывать каждый день.

Впрочем, на самое главное, что она хотела сказать этим романом, Конни УИЛЛИС указывает чуть ли не через каждую страницу – откройте лишь уши, даже несколько пережимая, повторяя, приподнимая, педалируя, как это любит делать Чарльз Диккенс. Да: это именно те великие слова из «Обращения к Господу в час нужды и бедствий»:

– Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством…

Продолжение, надеюсь, вы знаете.

А за солнцами улиц где-то ковыляла: БОРХЕС и МАЯКОВСКИЙ

Бывают насильственные представления,

когда человек день и ночь думает,

например, все о луне,

и у меня есть своя такая луна

Антон Чехов

В начале рассказа «Каталог и анализ разнообразных сочинений Лумиса» из сборника «Хроники Бустоса Домека» Хорхе Л. БОРХЕСА и Адольфо Б. КАСАРЕСА есть такой эпизод:

«Этот неутомимый causeur осыпал насмешками «метафористов», которые, чтобы обозначить один предмет, превращают его в другой. Подобные диатрибы, разумеется, никогда не выходили за рамки устного слова, поскольку сама строгость творчества Лумиса не допускала иного. «Разве в слове «луна», – любил он спрашивать, – не больше содержания, чем